— Еще утром он был здоров.
Когда Атрет повернулся к ней, она в страхе отпрянула.
— Он не перестает плакать с тех самых пор, как Лагос передал его в мои руки, мой господин. Я сделала все, что могла, но он все равно не хочет есть.
Атрет нахмурился и снова посмотрел на сына. Нагнувшись, он взял младенца на руки. Жалобный детский плач, переходящий в крик, оказался для германца больнее любого удара меча, которых ему довелось испытать немало.
Лагос никогда не видел, чтобы его хозяин выглядел таким растерянным.
— Что нам делать? — спросил Атрет, держа сына в руках и начиная прохаживаться с ним. — Я не дам ему умереть.
— Можно было бы послать за его матерью, — сказал Лагос и тут же поправился, увидев, как Атрет взглянул на него. — Я хотел сказать, за той женщиной, которая принесла его тебе, мой господин.
Атрет продолжал прохаживаться. Он погладил мальчика по щеке, и тот сразу повернул головку и открыл рот.
— Что ты стоишь? — резко сказал Атрет. — Он же голоден. Покорми его.
Женщина поняла, что объяснять что–либо Атрету бесполезно. Она взяла ребенка, села с ним и обнажила грудь. Ребенок прильнул к соску, но тут же оттолкнул его и заплакал еще громче, а молоко потекло с его губ. Кормилица посмотрела на Атрета.
— Ты сам все видишь, мой господин.
Атрет провел рукой по волосам. На его счету было больше ста пятидесяти смертей. Неужели и смерть этого малыша тоже будет на его совести? Он закрыл глаза и отвернулся, потирая рукой шею. Оставалось только одно, что, как он считал, можно было сделать.
— Разбудите Силу, — угрюмо приказал он.
Кормилица застегнулась и положила ребенка обратно в колыбель.
— Дай его мне, — сердито сказал Атрет, видя, как быстро она складывала с себя свои обязанности. — Ты, наверное, запеленала его слишком туго. — Он сел, положил мальчика себе на колени и стал развязывать пеленки, в которые ребенка завернули так, что он был похож на мумию. Кожа у младенца была бледной, с розовыми пятнами. В грудь Атрету тут же ударила детская струйка. Отпрянув от неожиданности, Атрет выругался.
— Такое часто бывает, мой господин, — тут же сказала кормилица. — Давай, я возьму его.
Атрет не отрывал глаз от сына.
— Нет, — сказал он и криво усмехнулся. — Наверное, он сейчас сказал мне все, что обо мне думает.
В этот момент в кухню вошел Сила, по глазам которого можно было судить, что накануне он выпил немало вина и явно еще не проспался.
— Лагос сказал, что ты звал меня, мой господин.
— Отправляйся в Ефес. К юго–востоку от храма Артемиды и библиотеки проходит улица с двумя большими жилыми корпусами по бокам, — сказал Атрет. — Пойдешь в тот, что стоит с западной стороны. На втором этаже, четвертая дверь справа, живет вдова, ее зовут Рицпа.
— Это та женщина, которая вчера принесла тебе ребенка?
— Да. Приведи ее, и побыстрее.
— А она и не уходила, мой господин.
— Что? — лицо Атрета помрачнело. — Что значит не уходила? Я вчера ее сам прогнал!
— Она ушла с виллы, мой господин. Вышла за ворота и стала у дороги. С тех пор она там и оставалась.
Атрет нахмурился, испытывая одновременно боль и облегчение.
— Приведи ее.
Сила тут же вышел.
От непрекращающегося плача ребенка нервы Атрета были на пределе. Он ходил с ним взад–вперед, потом сел, продолжая держать младенца на руках. «Ну, что они там так долго?», — то и дело ворчал он, и ему казалось, что в руках он держит не сына, а кусок раскаленного угля. Наконец по коридору раздались торопливые шаги и в дверях появилась вдова.
Ее лицо было бледным и опухшим, очевидно, от холодного ветра и слез. Она вошла в кухню. Атрет приготовился к тому, что сейчас она набросится на него с упреками. Но она не сказала ни слова. Раздался только ее сокрушенный шепот: «Халев!» — когда она подошла к малышу. Сжав губы, Атрет убрал руки от ребенка, и она взяла мальчика у него с колен. Когда она прижала Халева к груди, тот ещё плакал, но его плач стал совсем другим. Отвернувшись, Рицпа сняла с головы шаль и расстегнула тунику на правом плече. Атрет увидел, как дернулись ее плечи, когда малыш стал сосать.
Кухня погрузилась в тишину.
Кормилица глубоко вздохнула, испытав огромное облегчение.
— Ребенок знает свою маму.
Атрет резко осадил ее:
— Убирайся!
Вздрогнув от испуга, кормилица выбежала из кухни. Атрет сердито посмотрел на Лагоса и Силу, кивком головы приказав им уйти тоже.
В кухне снова наступила тишина, Атрет остался наедине с вдовой, которая кормила его сына. Движением ноги он придвинул к ней стул.
— Садись.
Женщина послушно села, не взглянув на него. Она склонила голову над малышом и что–то нежно ему приговаривала.
Атрет тем временем беспокойно прохаживался по кухне, потом остановился, присев на один из кухонных столов. Стиснув зубы, он снова повернулся к вдове. Она скромно прикрыла плечо своей шалью; ребенок уютно пристроился у ее груди, этой шалью прикрытой. Он обратил внимание, как повлажнела левая сторона ее туники.
Рицпа осторожно сдвинула Халева и начала расстегивать левую сторону. Она почувствовала, что Атрет смотрит на нее, и смутилась. Потом резко повернула голову и взглянула на него.
Атрет удивился, увидев, как при этом покраснели ее щеки. Когда он в последний раз видел, чтобы женщина чего–то стеснялась? Она повернулась на стуле к Атрету спиной, и было видно, что его присутствие ее явно не радует. С другой стороны, она понимала, что Атрету, наверное, трудно теперь оставить ее наедине с его сыном.
Рицпа чувствовала, как германец пристально смотрит ей в спину. Она даже чувствовала весь жар его гнева.
— Я же велел тебе, чтобы ты уходила, — мрачно сказал он.
— Дорога у виллы тебе не принадлежит.
Он усмехнулся.
— Зато, кажется, тебе принадлежит мой сын.
Рицпа оглянулась на Атрета через плечо и увидела в его лице нечто такое, о чем, как она поняла, он не хотел бы говорить. Его губы дрогнули, а глаза заблестели, когда он взглянул на нее.
— У меня было много времени на то, чтобы подумать, — тихо сказала она.
— О чем?
— Я о тебе почти ничего не знаю. Кроме того, что у тебя была жестокая жизнь.
Его улыбка стала холодной и насмешливой.
Забеспокоившись, Рицпа отвела глаза и снова стала смотреть на Халева. Скоро он уснет у нее на руках. Такой славный, он был так дорог ей, и при этом она понимала, что чем сильнее будет держаться за него, тем больше решимости будет у Атрета отнять у нее ребенка.
Когда она слегка отодвинула от себя Халева, тот неистово заработал губами, чтобы удержаться у груди. Прикоснувшись пальцем к груди, Рицпа перекрыла ему доступ молока. Изрядная доза молока вылилась у малыша изо рта, и Рицпа вытерла ему рот и губы. Нежно поцеловав мальчика, она положила его себе на колени и снова застегнула тунику. При этом она продолжала ощущать на себе взгляд Атрета.